«Заниматься лесным бизнесом — значит быть реалистом»

Лесная отрасль полна «сказок» и «страшилок», но рассказывают их отнюдь не лесопромышленники. Те, кто долгие годы занят заготовкой и экспортом древесины, остаются реалистами. Высокие экспортные пошлины страшнее «черных лесорубов», а «глубокая лесопереработка» больше похожа на лозунг и сулит глубокие разочарования. Но только реалисты способны работать в дальневосточной тайге, работать на прибыль и перспективу, — так считает генеральный директор ЗАО «Смена Трейдинг», крупнейшей компании-лесоэкспортера, Александр Сидоренко.

Александр Сидоренко, гендиректор ЗАО «Смена Трейдинг», председатель Дальневосточной ассоциации экспортеров лесных товаров «Дальэкспортлес»:
Российский экспорт лесоматериалов и лесная промышленность переживают тяжелые времена. Мировая экономика до сих пор не оправилась от кризиса 2008-2009 годов, а основные потребители российской древесины Китай, Корея и Япония по-прежнему воздерживаются от закупок. Поэтому все без исключения леспромхозы Дальнего Востока вошли в устойчивую полосу финансовых потерь. Каждый кубометр производимой и продаваемой продукции приносит лесопромышленникам около $10 убытка. Это в том случае, если фирма выстроила грамотный менеджмент по управлению себестоимостью продукции, имеет отлаженные связи транспортировки и сбыта. Там, где нет жесткого финансового контроля и профессионального менеджмента, сумма убытков еще выше.

— То есть, кризис до сих пор бьет по лесопромышленникам? И это при том, что все замерли в ожидании «второй волны»?
—  После тяжелого 2008-го нас ждал небольшой «подарок» — за два следующих года спрос на российский лес немного восстановился. В 2011 году цены были самыми высокими за всю историю торговли российскими и советскими лесоматериалами. Но уже в 2012 году начинается спад, и его явные признаки видны по итогам первого квартала. Наш главный потребитель Китай принял экстрамеры во время кризиса и, казалось бы, преодолел его последствия… Но макроэкономические законы оказались сильнее всех усилий китайского правительства. Сейчас КНР вынуждена затормозить многие секторы экономики и инвестиционные проекты. Сворачиваются строительство и многие смежные отрасли, урезаны программы кредитования для бизнеса — все это в совокупности влияет на деловую активность и потребительский спрос. В Китае дешевеет цемент, стекло, металл, любые конструкционные материалы, и лесоматериалы в том числе.

— Чем это грозит российским экспортерам? Ведь их фактически вытесняют те игроки, кому их национальные правительства предоставляют «зеленую линию»?
—  Такая ситуация вечно продолжаться не может, и мы, промышленники прекрасно это понимаем. Возможно, пройдет год-два, и мировой спрос на древесину вырастет, как неоднократно бывало. Но кроме мировой конъюнктуры есть «российская специфика». Поскольку сейчас в России действует высокая экспортная пошлина на «круглый лес», наши традиционные покупатели переориентировались на североамериканские и новозеландские лесоматериалы, в последнее время стали покупать лес из Чили, из Австралии. В Северной Америке, Новой Зеландии и других странах не просто «не препятствуют», а активно помогают лесной отрасли, субсидируют ее как важную часть национальной экономики. И не разделяют ее по кастовому признаку — на тех, кто «пилит», и тех, кто «перерабатывает». Если мы в настоящий момент и в ближайшие полтора года будем относиться к лесной отрасли, как будто ничего не происходит, если государство будет требовать у лесопромышленников тех же доходов и отчислений, — в ближайшее время большинство предприятий растеряет свои трудовые коллективы, финансовые ресурсы, покупателей, просто прекратит существование. Если в 2008-2009 году Россия поставляла на экспорт в Японию, Корею, Китай около 32 млн кубометров леса, то в 2011 году это около 16 млн. Весь остальной спрос активно осваивают Новая Зеландия, Северная Америка. Есть китайские порты, в которых мы безусловно доминировали, а сегодня они практически потеряны. Например, крупнейший лесной порт КНР Тайцанг (в районе Шанхая) уже закрыл двери перед самым носом у российских экспортеров. Еще недавно мы конкурировали с американскими и новозеландскими лесоматериалами в портах Юго-Восточной Азии, далеко от наших границ. Теперь эта зона подходит вплотную к точкам ввоза российских материалов в КНР железнодорожным транспортом. А следовательно — места для манёвра в перестроении продаж практически не осталось. Вот и сталкиваемся мы с рыночными проблемами без какой-либо территориальной амортизации, как мухи в стекло.

— Кажется, власти нашли очередную панацею — «не будем продавать бревно, будем перерабатывать»…
—  Что касается переработанных лесоматериалов — как председатель ассоциации «Дальэкспортлес» могу сказать, что здесь предприятия получают еще больше финансовых проблем и потерь. Нет разницы, круглое бревно мы продаем, пиломатериалы, глубокую, неглубокую переработку организуем, — любая деятельность, связанная с древесиной, сегодня убыточна. Лесопромышленники по всей России оказались в одинаковых условиях. Хорошо это или плохо? Это факт. Много звучит лозунгов, много красивых картинок. Но слова «глубокая переработка» — как «халва», сколько ни произноси, а слаще не получается. Убытков переработчики получают еще больше, чем заготовители. Потому что бизнесмену, который хочет заняться глубокой переработкой, предстоит глубокое разочарование. Нужно получить пакет разрешений — на предоставление земель, строительство завода, на присоединение к сетям, потом согласовать тарифы, где-то найти профессиональных рабочих, которые умеют обращаться с современной техникой и которых почти нет… но даже после решения всех проблем переработчики терпят убытки. Потому что экспорт продуктов переработки еще больше завязан на мировую конъюнктуру, и в этот монастырь со своим уставом, лозунгами и прожектами пробиться еще сложнее, чем с круглым бревном.

— Так что же делать в этой ситуации? Она ведь не безвыходная?
—  Поэтому мы обращаемся и к правительству Хабаровского края, и к федеральным властям с одной только просьбой — отнестись лояльно к отрасли, снять дополнительную нагрузку в виде экспортной пошлины. Наши леса никуда не денутся, но кроме популяций диких животных, кроме ценных и редких пород деревьев у нас в дальневосточной тайге живут и люди. Туда и сегодня не каждый захочет приехать, а жить сможет еще меньшая часть. Но, несмотря на всё, — люди живут и работают на Дальнем Востоке. Существуют целые госпрограммы в поддержку сельского хозяйства, оборонной и иной промышленности, но лесная отрасль требует не менее серьезного отношения и внимания.

— Сегодня это «повышенное внимание» со стороны правоохранителей и СМИ…
—  Очень многие любят спекулировать на тему «черных лесорубов» — такие небритые люди в кирзовых сапогах, слегка пьяные, охотятся за долларами, висящими на елках. При этом не так давно, в начале 90-х годов прошлого века, лесная отрасль была локомотивом для многих сегментов бизнеса, особенно там, где остановились заводы и шахты, не было сельского хозяйства. За счет спроса на лесоматериалы выживали поставщики тяжелой техники и судовладельцы, лесная промышленность приносила стране валюту, «подкачивала» деньгами внутренний рынок. Даже сегодня каждый кубометр спиленного и проданного на экспорт круглого бревна приносит государству доход не менее $22 в виде экспортной пошлины. Сейчас лесная отрасль занимает не очень большую долю в доходах края, но людей в ней работает немало. И это отнюдь не «худшие» дальневосточники — работники леспромхозов, их семьи, те, кто все-таки остается в тайге, вдали от городов и их благ. От Комсомольска до Николаевска-на-Амуре не менее восьмидесяти процентов населения занято в лесной отрасли. От Комсомольска до Чегдомына процентов семьдесят, только лишь потому, что в Чегдомыне есть угледобыча. От Комсомольска до Ванино — примерно восемьдесят процентов заняты в лесу. И куда их «девать»? Вычеркнуть? Или всех в Хабаровск переселить? Ведь молодые люди уже не хотят связывать свое будущее с лесной отраслью, потому что это «непрестижно и невыгодно».

— Ваши прогнозы на 2012 год? Что будет с экспортом, с предприятиями и, самое главное, — с людьми? Выстоите?
—  Думаю, к зиме ситуация будет еще сложнее. Я не сгущаю краски, а всего лишь озвучиваю состояние рынков. Но мы должны справиться с проблемами, потому что иного пути нет. Мы работаем не только «на сегодняшний день», мы видим перспективу и мы знаем, как её достичь. Это значит — быть реалистом и, конечно, — быть оптимистом.